Гористая часть древней улицы

«Улица моего детства» — прогулки по Старице с Виктором ХОТУЛЁВЫМ.

Эта часть улицы особенно дорога мне — ведь здесь я родился. На этих камнях и необузданной траве были сделаны первые шаги в жизнь. Дом номер 33-й сначала по улице Пролетарской, потом Школьной и ныне Захарова — мой родной. Соседями были Михаил Семенович Шпинев, прошедший через всю войну в качестве начальника финансовой части при полевом подвижном госпитале №2298, где хирургом работал мой кумир Владимир Иванович Соколов. Фронтового финансиста я застал ходившим в вечно начищенных хромовых сапогах, в шляпе и с портфелем, работал он уже в какой-то советской конторе, кажется, в сельпо. К концу недели его деловой вид иногда превращался в обычный пьяный — он шел шатающейся походкой, а портфель и шляпу нес под мышкой. Когда в городе появился вытрезвитель, Михаил Семенович целый месяц был трезвее стекла. Потом страх пропал, и он тут же угодил в вытрезвительное учреждение. Уже со следующей недели подвыпившего чиновника заносили через огород преданные сослуживцы. Ничего плохого мне он никогда не сделал.

Зато жена его, которую я звал тетей Паней, написала на меня столько жалоб, что этой макулатурой спокойно бы топилась печка в её квартире в течение суток. Где бы чего-нибудь не произошло в городе, она тут же писала бумагу «куда следует», что это сделали бандиты Хотулевы (т. е. я и мой старший брат Николай). Из её писем выходило, что мы «утопили катер на реке Волге», «истребили всех кур путем выдергивания у них оперения», «вырубили весь лес вокруг Старицы в зоне 2 км» и вообще «постоянно подглядывали в женскую баню, мешая моечному процессу».

На втором этаже нашего дома жила Надежда Петровна Рясинская. Она была очень строга и редко вступала с нами в контакт. Говорят, что она была преподавателем немецкого языка, а в годы войны даже переводчиком у немцев. С ней мы никогда не ссорились.

Там же, на втором этаже, жила и Мария Алексеевна Красильникова. Раньше дом полностью принадлежал её предкам, один из которых, как мне сказали, был даже инженером на строительстве железной дороги из Питера в Москву. Сама Мария Алексеевна была директором местной школы, но я застал её уже пенсионеркой. Правда, не совсем обычной. По вечерам каждую субботу к ней приходил в гости чопорные старушки, которые пили чай по-буржуйски — из самовара. Старицкие водохлебы совсем не признавали воду из колонок, а просили принести водицы только с Волги, что я делал с необычайным энтузиазмом по 1 копейке за ведро. Через месяц денег хватало на покупку мороженого за 9 копеек.

На втором же этаже рядом с Красильниковой (как только помещались!) жили Беляевы — пенсионеры старой закалки — Николай Арсеньевич и Александра Яковлевна. Жалоб на меня они не писали, но иногда грозили пальцем, когда я делал запруду из дождевой воды у двери их бревенчатого сарая.

В полуподвальном помещении обитала тетя Физа. Кем она работала, я не знаю. Но души была необычайной — на её печке я любил погреться и послушать добрых сказок.

Наша семья жила во дворе, во флигеле. С крыльца этого скромного жилища были видны купола сразу трех церквей — Вознесенской, Никольской и Борисоглебской. Колокольного звона в то время уже не раздавалась.

Перед домом с улицы лежало огромное каменное надгробье. Как оно туда попало, не могу сказать. С ребятами мы пытались причитать какие-то слова, но знаний не хватало. Не придавая большого внимания этому камню с надписями, сидели на нем вместо скамейки. Потом, когда начали строить прачечную, пустили это надгробие на фундамент. Возможно, поэтому прачечная долго и не простояла.

Ниже нашего дома на склоне стояли дома Ведерниковых, Стариковых и Петуховых. Все здания состояли из двух этажей — каменного низа и деревянного верха. Это были старые мещанские и купеческие дома. Во дворах располагались отдельные здания для прислуги. Сами хозяева жили среди дерева, в каменной части были подсобные помещения и лавки. Эта часть улицы, как никакая другая, характерна для нашего города. Только случившийся лет десять назад пожар полностью уничтожил дом Ведерниковых, похоронив под обломками и саму хозяйку. Теперь около развалин дома самая большая старицкая помойка.

Кому принадлежал дом Петуховых, мне не известно. Но старые жители улицы еще помнят хозяйку. После революции из большого дома она перебралась во флигель во дворе, где сейчас живет старейшая жительница улицы Елизавета Васильевна Гусева. Основное здание сдавала жильцам. На хозяйском огороде, что еще помнят старожилы, не было овощей. Никаких. Росли повсюду одни розы. Старушка ходила между цветами и напевала какие-то песенки, но явно не патриотического характера. Дети, видя беззащитность старого человека, иногда воровали у неё эти цветы. Зимой без всякого разрешения брали чужие санки для катания с горы. Но бабушка не обижалась, ведь её голос был бы все равно не услышанным.

Особенно запомнился мне дом Стариковых. Хозяин дома, Василий Александрович, работал в статистическом управлении. Именно он пытался осилить историю дорогой мне Старицкой больницы. Его жена Евстолия Николаевна была тихой и неприметной, но её почему-то все боялись. Их дочь Эликонида Васильевна вышла замуж за молодого офицера Остренка. Военная выправка и деловитость выделяла его среди других соседей, а высокая должность председателя колхоза и владение почти собственным «ГАЗиком» вызывала только зависть. Я одно время тоже хотел стать председателем какого-нибудь захудалого колхоза и вывести его в передовые, но отец мой сразу сказал, что тебе давай хоть самый передовой, ты все равно превратишь его в захудалый. Это он намекал на мою тогдашнюю нелюбовь к земле.

Дети Остренков, Евгений и Любовь, получились хорошими людьми. Евгений Степанович сейчас живет в Смоленске, работает инженером-метрологом в «Смоленскрегионгазе». Любовь Степановна перебралась в Москву, где работает диспетчером трамвайно-троллейбусного движения.

Раньше родовое гнездо Стариковых находилось выше моего тридцать третьего дома. Было оно в виде каменно-деревянного строения (низ каменный, верх деревянный) с шестью окошками по улице. Сзади дома был мощеный двор из белого камня. В хозяйственных постройках стояли две лошади, другие животные. Был большой огород. Дом сгорел во время войны. Все Стариковы переехали к своей родственнице в известный теперь дом. В нем когда-то давно жил Стариков Ефим Трофимович. Был он сапожных дел мастер, шил добротные сапоги. Флигель во дворе — его мастерская.

В этом флигеле во время моего детства жила семья Жирновых. Она переехала откуда-то из деревни. У них было два сына, с младшим, Сергеем, я дружил. Он всегда угощал меня пряниками. О таких деликатесах в детстве я только мечтал, не задумываясь, откуда он доставал деньги. Оказалось, что втихомолку иногда заглядывал в бабушкин кованый сундук, где брал накопленные купюры. Бабушку я запомнил, постоянно сидящую на этом сундуке. Значит, было, что охранять. Моего друга серьезно наказали, после этого пряники мне на какое-то время опротивели. Потом вся семья переехала на улицу Гусева. Там, играя на улице, он попал под машину, на которой совсем недавно работал его отец…

Другие дома, расположенные на склоне, построены в советское время, в начале 50-х годов. Что там было раньше, не знаю. Но очень примечательно, что каждый год местные старушки находят на своих огородах старинные монеты или предметы обихода более чем столетней давности. Сам я после дождя часто находил на улице монеты времен еще Ивана Грозного.

Поделиться

Класснуть