Золотарь

В нашей деревне живет мужичонка, которого нынешней недоброй весной стали звать не иначе как Золотарь. Сам же он уже тоже привык к этому своему названию и охотно на него откликается, хотя имя у него абсолютно нормальное: зовут его Николаем.

Мужичонка этот, надо сказать, несмотря на свой маленький росток и тщедушность, немолодой уже возраст, отличается вздорным и спесивым нравом. Это на трезвую голову. А уж ежели выпивает, то общение с ним представляет угрозу абсолютно для всех, начиная от домашней кошки, которая при его появлении, задрав хвост и прижав уши, кидается через забор, ища спасение на соседском дворе, от домочадцев до всех встречных, которых он умудряется облить словесной грязью с головы до пяток, и кончая деревенским богатырем Аликом, которому он едва достает до пупа, но, теребя того за полу пиджака, упрямо и настырно допытывает: «Алик, ты думаешь, что ты силач, а я вот тебя не боюсь, так и засеки этот факт на своем прыщавом носу. Хочешь, давай будем бороться. Учти только, что я служил в таких войсках, что тебе и не снилось, каким приемам нас там обучали! И если я тебя покалечу — не обижайся».

Алик, как и все деревенские, знавший, что Золотарь служил в стройбате под Балаклавой, где «оружие» держал в руках только в виде деревянного муляжа карабина, лениво и осторожно отодвигал своей мощной лапищей разбушевавшегося односельчанина в сторону и гудел приглушенным басом: «Да ладно, Золотарь… Все в порядке… мы ж с тобой земляки. А подлесновские друг за друга горой… Иди, куда шел…» И Золотарь шел дальше, нервно подергивая правым плечом, выпячивая грудь, словно драчливый петушок, и бахвалился перед встречными: «Мы с Аликом так порешили, что порядок в этой вашей деревне держать будем мы — подлесновские!..»

И вот теперь и работы даже завалящей в эту високосную весну из-за этого поганого китайского вируса никакой с огнем не найти. Дожили до такого, что деревенские старухи ходят к своим пасущимся на пригорке козам в масках и перчатках, как велели всем, кому «65+». А на его предложение вскопать грядки, как он делал им раньше, машут руками и кричат: «Не подходи! Тебя носит по всей округе нелегкая, немудрено, если ты уже подцепил эту проклятую корону!» В ответ на его уверения, что он здоров, ему говорят: «Ты-то, может, и здоров, ведь этому микробу нечем на тебе размножаться: у тебя ведь только проспиртованные кости и есть. Вот он с тебя на меня и перескочит! Уходи подальше!»

И какое же счастье охватило его мятущуюся душу, когда, идя ранним апрельским утром по своей Солнечной улице за утренней дозой «Крымского светлого», он внезапно увидел, что асфальт на углу просел в виде четко очерченного круга, словно кто-то неизвестный циркулем прочертил.

Сердце заколотилось от предчувствия долгожданной находки… Он вспомнил, как много лет назад, когда его соседи, копая ямку для посадки яблони, на глубине не более полуметра обнаружили глиняный кувшин с залитой сургучом пробкой. В кувшине был не клад, как надеялись обрадованные хозяева сада, а бекмез, грушевый мед. Кто, когда и зачем закопал этот кувшин в землю, узнать не удалось. Кувшин этот, скорее всего, закопали прежние хозяева, когда их выселяли из Крыма… Но в деревне тогда начался бум кладоискательства. Кое-кто расщедрился на покупку металлоискателей, с помощью которых стали «зондировать» округу. Счастливчики находили византийские монеты, серебряные «чешуйки», наконечники стрел. Николай же, которого тогда еще звали по имени, по причине многодетности и хронического пристрастия к пивку средств на покупку металлоискателя не имел, поэтому с завистью посматривал на односельчан, обследовавших свои огороды и поля вокруг деревни, и вздыхал, не зная, как же ему насолить этим «саперам». Хорохорясь перед великаном Аликом он, выпячивая свою худую грудь колесом, говорил, прищуривая глаза: «Что они тут ходют со своими приборчиками, я и так найду. У меня на это чуйка с рождения. Вот посмотришь!» Он тогда тщетно перекопал свой палисадник на глубину до метра: все было напрасно.

И вот оно… Сердце заколотилось от предчувствия долгожданной находки. «Во-о-о-т! Наконец-то!» Он сбегал домой за киркой, лопатой и веревкой, с помощью которой перегородил дорогу, так что водители вынуждены были, пусть и нецензурными словами кроя кладоискателя, объезжать злополучный перекресток. А Николай, счастливо поблескивая глазами, снял пиджачок, потом и рубаху, стал долбить асфальт. Дело это оказалось столь трудным для него, что он в этот день не управился до темноты. Боясь, чтоб никто его не опередил ночью, он отправил свою дочку к жене с наказом принести ему какой-либо харч и ватник, решив, что ночевать будет возле сокровища. Никакие уговоры жены и просьбы дочери не переубедили его. Поужинав, расстелил стеганку прямо над «кладом», улегся. Но сон не шел. Он ворочался с боку на бок, представляя, как назавтра он на глазах изумленных односельчан отобьет остатки асфальта и вскроет ящичек с сокровищами… А там, судя по размерам провала, мог быть закопан даже сундук!.. Радость переполняла сердце. Проходившим односельчанам, дивившимся его ночлегом, с гордостью говорил: «Ну, мужики, наконец-то и мне подфартило. Клад сдам государству, чтоб все по чину. А на премиальные первым делом куплю своей Верухе дубленку, а всем односельчанам закуплю масок и перчаток, чтоб не надевали одни и те же по сто раз, а меняли, как положено. А понадобится, то и аппарат ИВЛ куплю для деревни. А еще в честь такой удачи перестану пить эту светлую бурду и скажу продавщице Лидке, чтоб в наш сельмаг заказала пиво «Жатецкий гусь», мне такое зять привозил».

Когда же, сморенный впечатлениями дня, переполнявшими его душу, и тяжелым трудом по выдалбливанию асфальта, он заснул, то ему снился сундук, полный золотых червонцев… Утром, еще и третьи петухи не пропели, а он уже опять копал… Проходившая мимо его бывшая бригадирша, приостановившись, с удивлением произнесла: «Э-э-э… Николай, да ты, оказывается, вон как споро работать умеешь! Пошто ж тогда на колхозной работе слабаком притворялся?!» А он, словно подстегнутый ее словами, еще быстрее заработал лопатой… Вот уже и по пояс стоит в углублении. А сундука все нет… Пот льется ручьем. Руки дрожат то ли от усталости, то ли от предстоящего счастья, то ли от пива, которого выпил накануне лишку… Стали собираться зеваки. Стали рассуждать, что тут может оказаться.

Но вот Николай стал выбрасывать из ямы грунт, ставший по цвету рыжевато-коричневым, и тут дядька Федор, сев на землю и хлопая себя по лбу, задыхаясь от смеха, сказал: «Николай, остановись! Нет тут сундука. Я вспомнил: Матрены тут уборная деревянная перед войной стояла. Вон, смотри, даже колышки по краям ямы видны, еще не сгнили!» И, хохоча, добавил: «Но золото ты нашел. На Украине тех, кто чистит отхожие места, зовут золотарями. Вот и ты тоже Золотарь!»

Думается, что эта кличка прилипла к Николаю и быть ему Золотарем довеку…

• Валентина ГРИГОРЬЕВА.
• Крым-Старица.

Поделиться

Класснуть