Сражался он не ради славы

•         Сражался он не ради славы.
•         Кровь проливал не для наград.
•         За Родину вступил в кровавый,
•         Жестокий бой отец-солдат.

Мой отец Василий Данилович Бойков из поколения людей, чье детство совпало со становлением советского государства. С юных лет приняв коммунистические идеалы, уверовав в них, он пронес эту веру через всю свою жизнь. С этим жил, с этим и умер. Парализованный и прикованный к постели после третьего инсульта, он, с трудом размыкая пересохшие губы, срывающимся голосом пел песню своей комсомольской юности:

• Меня называли орленком в отряде,
• Враги называют орлом…

Сохранилась и свято оберегается тоненькая ученическая тетрадка воспоминаний отца, где он по-военному сдержанно рассказывает о жизни, о перипетиях фронтовой судьбы. А прожил он жизнь трудную, полную лишений и тяжких испытаний. Невысокого роста, худенький (про таких говорят: «в чем душа держится»), он обладал удивительной жизнестойкостью, твердостью характера, неиссякаемой энергией и трудолюбием. Это был настоящий мужчина, честный и надежный.

Он родился 10 февраля (28 января) 1913 года в многодетной крестьянской семье в д. Алушиха Сережинского района Калининской области и с детских лет потянулся к знаниям.

Помню, как рассказывал о своей учебе в Холмском педучилище в голодные 30-е годы. Мать-вдова, растившая девятерых детей, клала в фанерный чемоданчик несколько караваев хлеба да с десяток картофелин. И этот скудный паек надо было растянуть до приезда старшего брата. За пару дней до приезда собирал все крошки, оставшиеся в сундучке, и запивал кипятком, чтоб заглушить чувство голода.

Однажды старшему брату, приехавшему за ним в Холм, пришлось на руках нести обессилевшего от голода Василия до саней. Донес, закутал в тулуп и все сто верст проверял: жив ли братишка, у которого тяга к знаниям была сильнее природного инстинкта самосохранения.

Получив педагогическое образование, после четырех лет работы учителем начальной школы отец окончил физико-математические курсы на станции Бологое и стал учителем математики Даньковской восьмилетней школы. Незадолго до войны он возглавил эту школу. Логичным завершением предвоенной жизни было вступление в Коммунистическую партию в 1940 году.

В только начавшуюся удачно складываться личную жизнь (женился, взял на руки первенца Геннадия) ворвалась война. И хоть как педагог отец получил бронь, в июле 1941-го ушел на фронт.

Вот что писал отец в своих воспоминаниях о том далеком военном времени:

«С месяц был командиром строительного батальона в поселке Пено. Потом был направлен в г.Арзамас Горьковской области на формирование. Здесь мне хотели присвоить звание политрука. Я от этого предложения отказался по той причине, что в кадровой армии не служил.

Меня направили в Сорочинск Чкаловской области на курсы повышения квалификации командного состава. Весной 1942 года закончил зенитно-пулеметные курсы и получил воинское звание младший лейтенант. После окончания курсов с месяц находился в Левобережной в запасном батальоне. Затем служил командиром зенитно-пулеметного взвода в г. Горьком.

В октябре месяце 1942 года был на формировании 3-ей зенитно-артиллерийской дивизии резерва главного командования. Во время ее формирования был избран парторгом роты. После трех суток формирования направили на фронт. Разгружались на станции Филоново Сталинградской области.

Воевал на Юго-Западном фронте под Сталинградом. Был командиром зенитно-пулеметного взвода 1114-го полка 3-й зенитной артиллерийской дивизии резерва ВГК, переданной в состав 22-й зенитной артиллерийской дивизии.

18 ноября 1942 года наша дивизия совершала прорыв немецко-фашистской обороны в районе хутора Котовский.

После прорыва обороны противника, в первую же ночь я был направлен в разведку на 12 км, чтобы узнать, освобожден ли населенный пункт от немцев нашими войсками. С заданием справился успешно, и под утро этой же ночи мы заняли огневые позиции в этом населенном пункте. Затем нас почти ежедневно перебрасывали с одного места на другое для прикрытия артиллерийских объектов или войск от вражеской авиации. Были в Клиновке, где я сбил транспортный самолет противника, наполненный галетами и термосами с кашей для окруженной армии Паулюса. Но оформить документы на сбитый самолет мы опоздали. Его оформила другая батарея.

Парторг подсказал: «Давайте отстанем, еще будут у нас сбитые самолеты противника».

Возле хутора Островский мы стояли около недели перед вражеской обороной. Здесь я сбил разведывательный аэростат противника с гондолой, на который документы не стал оформлять, не до того было.

Затем мы делали прорыв вражеской обороны от хутора Октябрьского. Получили задание двигаться навстречу фашистской армии, которая пыталась идти на выручку окруженной армии Паулюса. Наше подразделение с боем проходило Сватово, Барвенково, Синельниково и так дошли до Лозовой (Днепропетровская область)…».

Как свидетельствуют документы, Ставка и командование Юго-Западного направления ставили целью наступления в Донбассе и в районе Харькова быстро выйти к р.Днепр в районе Днепропетровска, Запорожья, форсировать водную преграду по льду, захватить плацдармы на правом берегу, а также вынудить немецкие войска в Донбассе к отступлению. Однако наступающим войскам предстояло столкнуться с сильными узлами обороны противника, в первую очередь — в Славянске, Балаклее, Барвенкове. Именно на этом направлении, как вспоминает отец, удалось ему отличиться неоднократно. Но такова уж была его фронтовая судьба, что о сбитых самолетах докладывать было либо некому, либо некогда. Правда и то, что отец никогда не сожалел о том, что сведения не доходили до высших чинов. По крайней мере, об этом я узнала лишь после смерти отца, прочитав его воспоминания.

Отец писал:

«…В Лозовой мой взвод сбил пикирующий бомбардировщик. Документы о сбитом самолете подписывал полковник, который был заместителем командующего 3-го Украинского фронта. В штаб полка документы о сбитом самолете не попали. Навстречу мне шел адъютант полка и заявил, что сейчас не до документов, вот-вот отступаем. Против нас идет армия противника в количестве 36 дивизий.

К ночи нас перебросили в Екатериновку рядом с Лозовой. Утром я лично в присутствии командира полка Савостьянова сбил вражеский самолет мессершмидт с двумя вражескими летчиками. Через несколько минут на глазах заместителя командира полка по политической части Кузнецова сбили вражеский пикирующий самолет мессершмидт-109.

Командир полка Савостьянов приказал оформить документы на сбитые самолеты. Пока я ходил в сельсовет для подписания акта о сбитых самолетах, а сельсовет оказался на замке, началось отступление. По счастью, автоматчики моего взвода застряли на машине, которая засела задним мостом в ручье, и я догнал свое подразделение. Быстро освободили машину и двинулись с отступающей армией…

Во время июньского наступления противника 1943 года нас перебросили в Банковой на Сев. Донце. С месяц находились на Днепре между Запорожьем и Днепром. В Варваровке сбили вражеский самолет.

Дивизия подводила итоги боевых действий за год. Оказалось, что мы прошли с боями 3000 км. Здесь, в районе Варваровки, уничтожили прожектор противника. Вели огонь по заданию командования по роще, в которой возник пожар, и вся она покрылась черным дымом. Из рощи неорганизованным порядком стали выходить вражеские солдаты и офицеры, по которым мы вели пулеметный огонь из ДШКа и уничтожили до батальона противника. Подбили два броневика. Когда наша пехота пошла в наступление, поддерживали огнем пехоту, подавили станковый пулемет противника.

Командир полка подполковник Савостьянов вызвал меня и сказал, что меня представляют к награде орденом Красной Звезды…».

Кстати, орден Красной Звезды отцу был вручен уже после войны 29 августа 1946 года. Были и другие награды: медаль «За Победу над Германией в Великой Отечественной войне», медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.», юбилейные награды, но отец стеснялся говорить о них. И только иногда давал подержать в боях завоеванный орден. В воспоминаниях сдержанно говорится о том, как менялась его военная судьба.

«…Сразу меня вызвали в штаб. Направили под Ново-Московск (севернее Днепропетровска) в другой полк нашей дивизии, 1118-й, для принятия роты. Пока я добирался до места назначения более 150 км, командиром роты назначили проштрафившегося капитана. Я снова принял взвод и снова был избран парторгом роты.

Дальнейший наш путь был на Николаев.

К этому времени я уже дважды был контужен, а во время ликвидации окруженной вражеской Корсунь-Шевченковской группировки, я был тяжело ранен в ногу. Вместе со мной одним и тем же снарядом был убит парторг полка и легко ранен капитан, которого я должен был заместить.

Когда нас, раненых, завезли в штаб полка, начальник штаба майор Карпов сказал, что они только что послали документы в отдел кадров для присвоения мне звания старшего лейтенанта.

После ранения несколько дней лежал в Павлополье, затем в Днепропетровске, где мне на ногу наложили шину и отправили в госпиталь.

Привезли нас в г. Баку в эвакогоспиталь, где я пролежал ровно полгода. Мне дали третью группу инвалидности и на 6 месяцев освободили от службы в армии.

Вернулся я домой 23 августа 1943 года и сразу же с 1 сентября начал работать в школе. По состоянию здоровья от директорства в школе отказался, но был назначен завучем»…

Вот так скупо рассказывал отец о времени, проведенном в госпитале, но мне вспоминаются детские годы, когда мы, его дети, видя подпрыгивающую походку отца, спрашивали, почему он так ходит. Тогда он показал нам глубокий шрам на голени и рассказал, как не срастались перебитые сухожилья, не заживала рана, как в ней под гипсом копошились черви. Ему, молодому еще человеку, рисовалась горькая перспектива стать безногим. Но настолько велика была в нем жизнестойкость, что он в госпитале освоил бухгалтерское дело на это крайнее и для всякого человека трагическое обстоятельство. К счастью, сухожилия срослись, укоротив при этом ногу на несколько сантиметров. Но видно, недостаточно, потому что на ВТЭК ему однажды сказали, что если бы еще на сантиметр нога была короче, можно было бы дать инвалидность, а так… «он же не в колхозе работает – учителем».

Я помню рассказ отца и эти слова, произнесенные со скрываемой горечью. И мне стыдно за тех бюрократов, для которых пролитая на войне кровь не значила ничего.

За них стыдно, а отцом горжусь, потому что, сколько себя помню, никогда в нем не жила обида на страну, на партию и народ, которым он верно и честно служил всю свою жизнь. Не ради славы, не за награды, а потому что иначе не мог.

На долгую добрую память жене Татьяне Ивановне и сыну Геннадию Васильевичу Бойкову. Пусть сын вспоминает по этой карточке и по письму. А жив буду, явлюсь сам со своей собственной фотокарточкой. Обстановка сейчас не мирная, а… ожидать всего. Живите… …рнее и ждите меня.

Собственнолично подписал Бойков.

Поселок Сорочинский Чкаловской (Оренбургской) обл.

19 марта 1942 г. ПВО 10 июня 1942 г за №0265

У отца был огромный сад — 41 яблоня, вишни, слива, смородина, крыжовник. Разводил пчел. И наша большая семья (восемь детей) никогда не знала нехватки витаминов. Но мы все трудились, потому что перед нами был пример наших родителей: отца-фронтовика Василия Даниловича и матери Татьяны Ивановны, которая во время войны вместе с другими женщинами села на себе пахала колхозное поле, чтобы вырастить хлеб для фронта, для победы, для жизни на Земле.

А еще мы, также как отец, стремились к знаниям. Благодаря ему, мы пристрастились к чтению. Хорошо помню большой стол, покрытый клеенкой, и керосиновую лампу, вокруг которой по вечерам собирались вместе с отцом каждый со своей книжкой. Разве можно забыть то прекрасное чувство дома, семьи, защищенности, которое подарили нам наши родители! Спасибо им за это и Вечная память!

Валентина ГОРСКАЯ (Бойкова).

Поделиться

Класснуть